ТЭФФИ
О ДУШАХ БОЛЬШИХ И МАЛЫХ
Предлагаемые вниманию читателей рассказы принадлежат перу известной писательницы, публиковавшей свои произведения под псевдонимом Тэффи. Настоящая её фамилия - Лохвицкая Надежда Александровна, в замужестве Бучинская (1872 - 1952). Талант Тэффи многогранен. До революции она прославилась как автор фельетонов, юмористических рассказов, сатирических стихотворений. Не приняв Октябрьскую революцию, Тэффи в 1920 году эмигрировала из России. На чужбине её талант не угас, но даже приобрел новую окраску. Живя в Париже, она печатает несколько сборников рассказов, из них, по общему мнению критиков, наиболее талантлива «Книга Июнь», изданная в Белграде в 1931 году. Самым заметным критическим откликом на неё, поразительно точно определившим своеобразие таланта Тэффи, была рецензия Р.Днепрова, опубликованная в газете «Возрождение» 2 апреля 1931года. Вот отдельные фрагменты из этой статьи.
«Эту книгу Тэффи нужно поставить выше всех, изданных ею ранее. В книгу вошли рассказы, написанные в последние годы, то есть лучшие - талант писательницы усложняется, развивается, растет.
Тэффи принято считать юмористкой. Но по существу признать её таковой можно лишь очень условно и лишь отчасти. В нашей литературе Тэффи стоит особняком. Если бы вздумали искать её учителей и предшественников, - вряд ли мы нашли бы их. Гоголевский смех далёк ей, в нём горечь и страсть, а страсть всегда земна, пристрастна. Щедрин чужд ей своей требовательностью и сарказмом. Пожалуй, есть у неё общее с Чеховым, но и Чехов ведь всё же творил некий «суд сверху», был заинтересован в лучшем, чем то, что видел, т.е. опять-таки требовал.
Тэффи не обличает, не зовёт, не судит, не требует. Она с людьми, она не отделяет себя от них ни в чём, но умна и знает, что «лучшее», к чему стремится человек и с чем наивно сравнивает подлинную жизнь, - выдумка, самообман, бесплодная утеха, что вот это подлинное - огромно, сложно, своевластно, и никому, никому неведомы его пути. Вместе с людьми она потрясена видимым, и недоумевает, и вопрошает, и устрашена тайной единственной, несравнимой, неповторимой жизнью. Печаль - вот основная нота её голоса, надломленного, умного. Печаль и неосуждение. Горький ветер вечности, экклезиастова вещая простота - вот что ближе ей всего…
Язык Тэффи прост и силен. Несмотря на непосредственность, на тон как бы спешный, почти разговорный, нет у нее ни одного слова лишнего, неловкого. Диалог блестящ. Определения метки, остры, сравнения свежи и неожиданны…
Но ценнее этого блеска, этого прекрасного мастерства - новый, обретенный писательницей тон в отношении к человеку и миру - тон печали и мудрости.
Р.Днепров».
Тэффи откликнулась на эту рецензию письмом к ее автору:
«Дорогой друг
Николай Яковлевич!
Сердечно благодарю за всё. Написано великолепно не только в смысле «тёплого отношения» и дружеского расположения, но и в самом благородном литературном отношении. На эту статью все обратили внимание. Меня многие спрашивали «Кто это Днепров? Как великолепно написано!»
Написано действительно блестяще. Говорю совершенно - не потому что это о моей книге. Это одна из лучших статей о литературном произведении, которую мне довелось читать за последние годы. И очень счастлива, что вдохновила Вас (потому что одной литературной техникой так не сработаешь, милый мой друг!) именно моя скромная книжка.
Сердечно благодарю Вас от всей души.
Преданная Вам
Тэффи.
А это из только что полученного письма. Тоже, как видите, о Вас!
Т».
Тэффи прилагает вырезку из письма (его автора она не называет), в ней сказано: «Вероятно читали в сегодняшнем «Возрождении» отзыв о «Июне». Прекрасный слог - напоминает Айхенвальда»?.
Публикуемые рассказы Тэффи из «Книги Июнь», не издававшейся в России, взяты из раздела «О душах больших и малых».
________________________________________
Примечания:
Р.Днепров, Н.Рощин - литературные псевдонимы, настоящая фамилия - Фёдоров Николай Яковлевич (1896 - 1956), автор сборников рассказов «Горнее солнце» (1928), «Журавли» (1931), «Ведьма»(1939), романа «Белая сирень» (1937). В 1919 году эмигрировал. Жил во Франции, был близок семье Буниных. В годы фашистской оккупации Франции был активным участником движения Сопротивления. В 1946 году вместе с первой группой репатриантов вернулся в Советский Союз.
«Возрождение» - умеренно-консервативная эмигрантская газета, выходившая в Париже с 1925 по 1940 год.
Айхенвальд Юлий Исаевич (1872 - 1928), литературный критик, переводчик. В 1922 году был выслан из Петрограда вместе со многими учеными и писателями.
_______________________________________
АНЕТ
Все давно знали, что он умирает. Но от жены скрывали серьёзность болезни.
- Надо щадить бедную Анет возможно дольше. Она не перенесёт его смерти.
Тридцать лет совместной жизни. И он так баловал её и её собачек. Одинокая, старая, кому она теперь нужна. Какая страшная катастрофа! Надо щадить бедную Анет. Надо исподволь подготовить её.
Но подготовить не успели: давно предвиденная развязка явилась всё-таки неожиданной. Больной скончался во время докторского осмотра, в присутствии жены и родственников.
- Сударыня, - сказал, отходя от постели, доктор, - будьте мужественны. Ваш супруг скончался.
Родственники ахнули.
- Анет! Дайте воды! Где валерьянка? Соли, соли!
Анет подняла брови:
- Значит, умер?
Потом повернулась к сиделке:
- В таком случае, сегодня я вам заплачу только за полдня. Сейчас нет ещё 6 часов.
Сиделка застыла с криво разинутым ртом.
Втянув голову в плечи, на цыпочках, вышел из комнаты доктор. Смерть! Где твое жало?
ДЖОЙ
Джой был простой весёлый пес, неважной породы, во всех смыслах среднего калибра.
Жил он в Петербурге, и принадлежал докторше.
Дожил до того времени, когда люди стали есть собак и друг друга. Тощий, звонкий как сухая лучина, корму не получал, а только сторожил на общей кухне докторшин паёк, чтобы никто не стащил кусочек и жил всем на удивление.
- Кащей Бессмертный! С чего он жив-то?
Худые времена стали ещё хуже. Докторша была арестована.
Вяло, для очистки совести, похлопотали друзья, навели справки и быстро успокоили друг друга: серьёзного не могло ничего быть, так как докторша ни в чём замешана не была. Подержат немножко, да и выпустят.
Пес Джой никаких справок навести не мог, но хлопотал и терзался беспредельно. Не ел ничего. Дворник из жалости много раз пытался покормить его, - Джой не ел. Не хотел есть. Очень уж мучился.
Каждый день, в определённый час, бегал к воротам больницы и ждал выхода врачей. В определённые дни бегал в амбулаторию, далеко за город, где докторша иногда принимала. Наведывался по очереди ко всем знакомым, знал и помнил все адреса, все соображал и искал, искал.
Докторшу, действительно, выпустили через три недели. Но пёс не дождался, не дотянул.
От тоски и тревоги, от муки всей своей нечеловеческой любви околел он за день до её выхода.
Говорили, что это очень банальная история, что сплошь и рядом собаки издыхают на могиле хозяина, что удивительного в этом ничего нет, раз это бывает так часто…
ФАННИ
Борис Львович изменил своей Фанни после десятилетнего счастливого супружества. Влюбился в молоденькую сестру милосердия с лицом нестеровской Богородицы, ясным и кротким.
Но Фанни была хорошей женой, любила его преданно, верно и нежно, на всю жизнь. И жили они так уютно, с такой заботливой любовью устраивали свою квартиру, выбирали каждую вещь тщательно.
- Ведь это надолго.
У Бориса Львовича сердце было доброе. И мучился он за свою Фанни. Почернел и засох. Никак не мог решиться сказать ей, что уходит от неё. Не смел себе представить эту страшную минуту. Всё смотрел на нее и думал.
- Вот ты улыбаешься, вот ты поправила ковёр, вот ты спрятала яблоко в буфет на завтра. И ты ничего не знаешь. Ты не знаешь, что для тебя в сущности уже нет ни ковра, ни яблоков, ни «завтра», ни улыбок, да, никогда «никаких улыбок». Кончено. А я всё это знаю. Я держу нож, которым убью тебя. Держу и плачу, а не убить уже не могу.
Вспомнил о Боге.
- Мне Бога жалко, что он вот так как я сейчас, видит судьбу человека и скорбит, и мучается.
Совсем развинтился Борис Львович. Неврастеником стал, к гадалкам бегал. И всё думал о страшной минуте и всё представлял себе, как Фанни вскрикнет, как упадет, или, может быть, молча будет смотреть на него. А вдруг она сойдет с ума? Только бы не это, это уж хуже всего.
А «Мадонну» любил и отказаться от неё не мог. Обдумывал, придумывал, извивался душою, узлами завязывался. Как быть?
- Не могу же я так сразу, ни с того, ни с сего ухнуть. Буду ждать случая, психологической возможности. Буду ждать ссоры. Хоть какой-нибудь пустяковой, маленькой. Маленькую всегда можно раздуть в большую и тогда создастся атмосфера, в которой легко и просто сказать жестокие слова. И принять их для неё будет легче.
И вот желанный миг настал. Они поссорились. И ссорясь, она сказала, что у него ужасный характер и что жить с ним невозможно.
Он понял, что лучшего момента не найти.
- А! Вот и отлично! Я тоже того мнения, что нам пора разойтись.
От ужаса он закрыл глаза (только бы не видеть её лица!).
- И я должен, наконец, сказать тебе правду. Я хочу развода. Я люблю другую, и она любит меня, и мы дали друг другу слово. Требую развода.
Он задохнулся, открыл глаза.
Она стояла, как была, красная и сердитая. Мотнула головой и закричала:
- А, так? Ну ладно же. Только знай, что мебель из столовой я беру себе.
И он, ждавший слез, отчаяния, безумия, может быть, даже смерти, услышав эти слова о мебели из столовой, зашатался и потерял сознание. И с отчаянием её и со слезами он как-нибудь справился бы. Но этого ужаса он не ждал и перенести его не мог.
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
- Ты не женишься на своей «Мадонне»? - спрашивал его посвящённый в семейную драму приятель.
- Нет, милый мой. После этого ужаса сердце моё уже в новое счастье не верит. Я потерял вкус к любви. Остался с Фанни - не всё ли равно?.. Слишком сильный был шок. Нет, я уже человек конченый. Мне никого не надо. Не верю.
Публикация и вступительная заметка Л.Г.ГОЛУБЕВОЙ, старшего научного сотрудника Института мировой литературы им. А.М. Горького