Юрий ЧЕХОНАДСКИЙ

НЕ ЗАИГРАНО

В БОЛЬШОМ издательском корпусе, где я работал, вскоре после октябрьских событий 1993 года на доске объявлений появилась красиво написанная от руки бумажка. Она взывала: «Просьба к тому, кто взял две курицы в холодильнике в корректорской, вернуть их на место в комнату номер такой-то».

К тому времени в издательстве уже суровой рукой московской мэрии с подачи известных «доброжелателей» было закрыто несколько газет оппозиционной направленности и на их месте обосновалось несколько современных, очень весёлых и хорошо обеспеченных газет демократической направленности. В них ключом била частная и интимная жизнь: «массажистки» зазывали к себе клиентов, вовсю работали «службы знакомств» и сауны с девушками и апартаментами, а молодые люди искали себе друзей, которые могли бы взять их на содержание. В корпусе появились странные, «крутые» люди в чёрных шляпах и длиннополых пальто с подложенными плечами, девушки и «женщины, челюсти которых непрерывно двигались, пережёвывая что-то в такт с качанием их бёдер.

Дня через два я встретил знакомую корректоршу. «Ну как,- спросил я, - объявились курицы из вашей комнаты?» Эта корректорша, симпатичная женщина, была не только большим профессионалом в своём деле, но и нередко обнаруживала в подготовленных к печати текстах такие серьёзные ошибки, допущенные авторами и редакторами, что те её буквально на руках носили. «Эх, - сказала корректорша, - ведь это я написала объявление. Купила две курицы, чтобы отвезти вечером сестре, у неё был день рождения. А вернулась с обеда - куриц как будто не было. Вот и написала...» «Ну и что, вернули?» - спросил я. «Да какое там! - засмеялась она, - конечно, нет! Вот, работаю здесь уже тридцать с лишним лет, а такого ещё не бывало!»

«Вы знаете, - сказал я, - всё это напоминает мне один интересный случай из моей юности». И я, ударившись в воспоминания, рассказал ей эту историю.

Как-то отец купил нам настоящий футбольный мяч - белый, кожаный. Такого ни у кого во дворе не было. Наутро два моих младших брата, дошкольники, едва успев позавтракать, схватили этот сказочно прекрасный мяч и помчались во двор. Часа через два они вернулись. Но без мяча. Они были какими-то озабоченными, но большого горя, казалось, не испытывали. Отец их спросил: «Где же мяч?» Ребята рассказали, что когда они играли, к ним подошёл какой-то незнакомый парень и попросил тоже поиграть. Они, конечно, разрешили. Сначала он отбил мяч подальше, потом ещё дальше, и ещё. Братишки бежали за ним, но этот парень им мяч не давал. В конце концов он подхватил его и убежал. «Да, - сказал отец,- вот и пропал мячик». «Нет, что ты, папа, не пропал!» - сказали в один голос братья. «Почему?» - удивлённо спросил отец. И братья объяснили, почему. «Вот придёт этот большой мальчик домой с мячом, - сказали они. - И мама его спросит: «Где ты взял мяч?» Мальчик ей расскажет, как у него этот мяч оказался. Его мама скажет: «Ты поступил нехорошо. Пойди и положи мяч на место, туда, где ты его взял». И этому мальчику, конечно, будет стыдно, и ему придётся пойти и положить мяч на место».

Несколько дней братья дежурили с утра до вечера во дворе, но мячика им, конечно, так никто и не принёс…

«Да, - улыбнулась корректорша. - Все мы такие. Наивные какие-то. Думаем, что всё должно быть по закону, по справедливости, по совести, по правде. Ну воспитали нас так, к такому нас с детства приучили. Мы не представляем себе, что можно что-то украсть, кого-то обмануть. Столько лет прожили на свете, да ума не набрались. А ведь я, когда писала то объявление, действительно думала, что, может, кто-то взял куриц по ошибке. Как-то не представляла, что их можно просто украсть»...

Корректорша вздохнула и пошла вычитывать увлекательные заметки про «сауны» и «апартаменты», а также материалы «круглого стола» на тему: «Какая позиция лучше: женщина сверху или женщина снизу?», а мои воспоминания потекли, покатились дальше. И всё почему-то опять о футболе...

Ах, эти знаменитые пустыри, эти портфели, изображающие ворота, эти прогулы уроков, этот задор, эти ссадины на коленках, эта радость побед и горечь поражений! Можно было гонять мяч часами и не уставать. Потому что было ясно: вот мяч, вот ворота. Мяч нужно туда забить. Притом непременно ногами. Правила есть правила. Сыграл рукой - не по правилам. За это - штрафной. А то и одиннадцатиметровый. И  вот идёт игра. И никто ни с кем не спорит, никто никого не обижает и никто ни на кого не обижается Разве обругает когда товарищ за неточную передачу или проворонённый пас.

Но вот появляется некий переросток, из второгодников. Подходит вразвалочку, небрежно. Он так уверен в себе, так сам себе нравится. Он лучше всех, сильнее всех, и, конечно, умнее всех. Хотя все знают, что на уроке географии он не может найти на карте Америку, на уроке геометрии не может объяснить, что такое квадрат, на уроке арифметики никак не может понять, что такое, к примеру, дробь... Он считает, что курицы принадлежат к млекопитающим, что татаро-монголы сражались на стороне фашистов, что обмундирование - это пушки, танки и самолёты, что Печорин убил Онегина, а злая старуха Изергиль вырвала сердце у партизана Данко. Он всё время что-то жуёт и сплёвывает сквозь зубы. И. вот этот дылда встревает в игру и  н а ч и н а е т с я.

Дылда носится и толкается так, что все отлетают в сторону, разбивая локти, колени и носы. Дылда орёт, и в его оре звучат слова, которые мало кому известны. Это, верно, и есть тот самый мат? Но самое интересное - это его способ игры, её, если можно так выразиться, «правовая основа». Вот летит верхний мяч. Дылда откровенно бьёт по нему рукой, подхватывает этот «пас», сделанный самому себе, и несётся к воротам. «Ура, гол!» «Нет,— кричат юные футболисты, - была рука! Штрафной! Гол не засчитывается!» «Ха, - кричит дылда, - не засчитывается! ЗАИГРАНО!» И он показывает свой огромный кулачище. Крик, спор, но нет - все права принадлежат этому кулачищу, а слово  з а и г р а н о - заменяет все правила.

Да, думаю я, а ведь как далеко пошли теперь все эти переростки и второгодники! Подросли парнишки, ой как подросли! И есть им теперь где разгуляться, есть где поразмяться. Смотрят наивные лопухи, удивляются, а подросшие дылды алчно хватают всё, плохо ли, хорошо ли оно лежит, тащат к себе и радуются, что обманули, обокрали, обдурили наивных лопухов. Лопухи столбенеют от такой наглости, ничего сказать не могут. Они лишь удивляются, открыв рот.

Ну ладно бы мячики и курицы. И мячик, и курицу ещё всё же как-то купить можно. Но ведь дело серьёзное пошло. Ребята эти в большие начальники выбились, руководить стали. Хотя выбились-то они главным образом потому, что умели вовремя то мячик стащить, то курицу, - себе на пользу. И мама их почему-то не ругала, им всё сходило с рук. Потому что куда было маме следить, если они свои кулачищи отращивали не столько на футбольных площадках, сколько на высоких номенклатурных должностях в партийных верхах?

Вот, например, провели они как-то «Всесоюзный референдум». Спросили у народа (пусть, мол, народ сам решит): он за Советский Союз или против? За его существование или за то, чтобы его уничтожить? Сама постановка такого вопроса ввиду его абсурдности могла прийти в голову только второгоднику-недоучке.

Она напоминала миниатюру чешского писателя Карела Чапека «В редакции»: «Тут вот - сообщение, что найдено средство против бубонной чумы. Вы не знаете - наша партия за чуму или против?»

Советские граждане, однако, всё же пришли на этот абсурдный «референдум по чуме», «определились» и сказали, что они за Советский Союз. То есть против чумы.

Но нашим лоботрясам и дылдам всё равно. Они погнали мячик дальше с криком: «Заиграно!» А когда обманутые народы стали кричать: «Штрафной»! - они показали кулак и погнали мячик дальше. «Заиграно!» Устроили инфляцию, остановили производство, заводы, фабрики, совхозы и колхозы, устроили дикое обнищание народа - и снова: «Заиграно!» Какая конституция? Фу-фу! Какой одиннадцатиметровый? Кулак под нос, из танков по парламенту - бум! бум! - и дальше! «Заиграно!» Вот и вся «правовая основа». И вот уж наш «мячик», собственность наша - где она? Стук - и дальше, стук - и дальше! «Заиграно!» Вот уже и «мячик» в их руках, вот уже и убегают они с поля. Но ничего, думаем мы, мама им скажет: «Где вы это взяли?» И они придут, и положат то, что взяли, на место.

Нет, всё это очень вдохновляет. Поэтому такая игра и идёт нынче везде. И в большом, и в малом. Ведь в каждой школе был хоть один такой трудный подросток. А школ-то в стране - сотни тысяч, а выпускали-то школьников в жизнь каждый год. Вот и получилась целая популяция таких дылд разных возрастов. Популяция в целом относительно небольшая, но, поскольку для неё не писаны никакие законы, никакие правила, то сладить с ней ужасно трудно. Так их воспитали, к этому их приучили.

Вот, к примеру, начинается на некоем заводе приватизация. Ну не важно на каком, таких заводов много. Дело вроде здоровое, призванное оформить собственникам их собственность. Ребята из этой популяции организовывают некое «малое предприятие» с уставным капиталом в несколько сот рублей. Ну, положим, капитал этот им мама дала. Но потом - глядь! - кто-то вдруг даёт им к этому капиталу ещё, к примеру, миллиард. Да ещё с «хвостиком». Кто даёт? А вам какое дело? И вот «малое» это «предприятие» приходит на аукцион и покупает огромный пакет акций того завода. У рабочих, конечно, никакого миллиарда нет, потому что никто им его почему-то не дал. Почему не дал? А вам какое дело? Но вдруг: «Штрафной! - кричат этим ребятам с пакетом акций. - Ваше «предприятие» не прошло регистрацию, поэтому ваше участие в аукционе - незаконно». Они в ответ кричат: «Заиграно!» и обещают коллективу завода все возможные и невозможные блага.

Проходит собрание акционеров со множеством нарушений. Народный суд признаёт его решения недействительным. Но опять раздаётся крик: «Заиграно!» - и мячик укатывается всё дальше и дальше. Ребята созывают своё, новое собрание, тоже незаконное, и, посулив наивным рабочим «златые горы и реки, полные вина», протаскивают на место директора «своего» человека. Их снова уговаривают, что незаконно, мол, это, что, мол, штрафной, но они снова снова кричат: «Заиграно!» - и ещё сильнее бьют по мячу. Мяч почти не виден. Завод практически перестаёт работать, однако у этих ребят собственность завода, считай, в кармане. Директор завода и все его ведущие специалисты не хотят играть по этим «правилам» и увольняются. Но где же посулы, которыми «купили» ребята коллектив завода, чья продукция была столь необходима для ракетной, авиационной, космической и ядерной техники? Где обещанные капиталовложения? Ведь если за бумажные акции выложили миллиард с «хвостиком», то уж наскрести сотню-другую миллионов хотя бы на электричество можно было бы? Но нет ни вложений, ни продукции. Почему? А вам какое дело?

Ракеты, допустим, нам теперь совсем не нужны. Теперь нас, если захотят, может, американцы на ихнем «Шаттле» катать будут. Ну а самолёты? А что самолёты? Что у нас теперь «первым делом, первым делом»? Конечно, девушки! С их интимной жизнью... Ну а самолёты? Ну а самолёты - потом!

Ах, как хороши ваши курицы из вашего холодильника! Ах, как хороши ваши мячики - уведённые, заигранные, украденные! Ах, как. хороши ваши заводы, фабрики, предприятия в нашем кармане! Пусть мы не знаем, что такое десятичная дробь, пусть мы не знаем и знать не хотим, что такое экономика, история, политика, география, культура, но нас всё же научили показывать на карте Америку, и мы уже знаем, что такое БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ.

А вы, наивные, можете сколько угодно кричать: «Штрафной!», «Не по правилам!». Мы показываем вам кулак, говорим: «Заиграно» - и вы замолкаете. Вы можете хоть до скончания века приходить во двор и ждать, что мы принесём ваш мячик и положим на место. А мы не положим. И наши заокеанские папы и мамы нас за это одобряют и очень любят. И это главное. И вообще - какое вам дело?

Но, помнится, бывали всё же у нас на футбольной площадке  с л у ч а и. Доведённые до предела игроки разбирались с таким дылдой сами. Без пап и мам. И тогда ему становилось ой как плохо. Ведь такой дылда был один, а нас было много. И наше дело было правое. После этого такой трудный подросток обходил футбольную площадку за версту, а все его угрозы отомстить - оказывались полным блефом...

И даже, бывало, что он и украденный мячик приносил, если все дружно давали ему понять, что в противном случае с ним сделают то, о чём он очень пожалеет...

«Литературная Россия», № 29 (1641), 22 июля 1994 г.