Юрий ЧЕХОНАДСКИЙ

К ЭТОЙ МЫСЛИ НЕЛЬЗЯ ПРИВЫКНУТЬ!

ОДНАЖДЫ вечером я выходил из метро на Пушкинской площади. С трудом пробравшись через «тусовку» молодых людей «южной национальности», плотно забивших переход и безмолвно взиравших на протискивающихся сквозь них москвичей, я вышел к памятнику Пушкину. Я должен был попасть в одно  М и н и с т е р с т в о  и заняться там самым неприятным, самым паршивым делом. Я должен был просить о денежной дотации для издания газеты «Московский литератор», п р о с и т ь  о том, о чём и просить-то в нормальной жизни было бы не нужно, ибо газета самым очевидным образом попадала под действие известного Президентского  У к а з а.

Я шёл мимо памятника Пушкину. Но что-то меня остановило. Что? Сначала я не мог понять.

В спускающихся сумерках памятник всё так же поражал своей красотой и гармонией. Лёгкая снежная крупа сыпалась на плечи бронзового изваяния, покрывала подножие...

И вдруг я понял, в чём дело.

У подножия Пушкина не было  н и   о д н о г о цветка.

В тот день я увидел такое впервые. Сам я, признаюсь, никогда их сюда не приносил. Я просто знал, что у памятника   в с е г д а   есть живые цветы. Я знал, что со дня его открытия, уже более века, они здесь появлялись к а ж д ы й   д е н ь. Но сегодня цветов не было...

«О нет! - подумал я. - Это - символ, предзнаменование! Событие это посерьёзнее Съезда народных депутатов, посерьёзнее противостояния Ельцин - Съезд, посерьёзнее пресловутых реформ Гайдара!»

Да что там цветы!

Ведь недавно свершилось ещё одно, очень простое, но дикое по своему смыслу событие, которого в истории России ещё не было. Оказалось, что в прошлом, 1992 году в России не было издано  н и   о д н о й  к н и ж к и  П у ш к и н а!

А ведь книги его издавались   в с е г д а,   ежегодно, даже в самые тяжёлые, самые страшные годы. Издавались они и во время Великой Отечественной войны, издавались даже в блокадном Ленинграде. Известно, что с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года только на русском языке вышло двадцать пять книг поэта тиражом около 1,5 миллиона экземпляров...

Что же теперь? Вздымать к небу руки? Кричать о растущей нашей бездуховности? Проклинать оккупационную американскую антикультуру, рассчитанную на превращение народов в толпы идиотов, в хорошо пережёванную массу, из которой грядущее «мировое правительство» сможет слепить себе то, что ему будет нужно? Но ведь и я не кинулся к молодцам-кавказцам, не купил у них хотя бы одну гвоздику, не положил её к подножию памятника. Нет, я шёл в  М и н и с т е р с т в о, заранее переживая то унижение, которое мне предстояло испытать. И только новое впечатление делало его ещё более невыносимым.

Недавно, открыв выходные данные известного «безлимитного» трёхтомника Пушкина, прекрасно напечатанного в Финляндии тиражом 10 миллионов 700 тысяч экземпляров, я обнаружил, что первый его том был подписан к печати 24 января 1985 года, то есть менее чем за два месяца до начала работы «судьбоносного» пленума ЦК КПСС, ставшего предвестником «перестройки».

Что это? Снова символ? Значит, при «застое» - десятки миллионов книг (а это лишь одно издание из многих в том году), а при «демократии» - ни одной книжки? Значит, вот он, «новый мировой порядок», - уже тут. Ведь при нём Пушкин не нужен. При нём Пушкин опасен. Хотя бы потому, что уже давно сказал он об его устроителях:

Мы все глядим в Наполеоны;

Двуногих тварей миллионы

Для нас орудие одно...

Но разве возможен у нас хоть какой-нибудь   п о р я д о к   без Пушкина? Ведь и война в Приднестровье началась не с выстрелов, а с осквернения в октябре 1989 года памятника Пушкину в Кишинёве...

Да, многое, связанное с Пушкиным, представляется символичным, загадочным и необъяснимым.

ОСЕНЬЮ прошлого года в солнечный день на первой неделе сентября один сравнительно молодой человек пришёл с работы, лёг на диван и умер. Ему шёл всего лишь сорок первый год. Он был рабочим, водителем на автобазе. Когда это произошло, дома никого не было, и тело обнаружили лишь через три дня. Выяснилось, что у него не выдержало сердце.

Я никогда его не видел, но лицо его было мне давно знакомо. Я смотрю на его фотографию (здесь ему ещё нет и двадцати) и думаю: ну почему же?.. и почему   и м е н н о   т е п е р ь?

В моих руках книга о потомках Пушкина, и на этой фотографии праправнук поэта - Александр Григорьевич Пушкин. Да, речь о нём.

Что же поражает в этой смерти? Почему она так трогает сердце? Ведь у Пушкина столько здравствующих потомков и у нас, и в Зарубежье. Да и отец Александра, правнук поэта, переживший горечь утраты, слава Богу, жив...

О нет! Эта потеря - единственная и невосполнимая.

Дело в том, что Александр Григорьевич был единственным и ПОСЛЕДНИМ на земле прямым продолжателем не прерывавшейся мужской линии рода Александра Сергеевича Пушкина. После его смерти прямая мужская линия рода пресеклась.

Через века, через тысячелетнюю историю, через все беды и трагедии России провели мужчины рода Пушкиных свой род!

Всегда превыше всего для Пушкина и его предков была собственная честь, честь своего рода и честь Родины. Сохраняли, не роняли её и потомки поэта - и среди них прадед, дед и отец безвременно ушедшего Александра.

Прадед Александра Григорьевича, старший сын поэта Александр Александрович («Сашка рыжий»), выпускник Пажеского корпуса, тридцать пять лет жизни отдал военной службе. Будучи командиром гусарского Нарвского полка, он участвовал в войне за освобождение Болгарии от 500-летнего турецкого ига. После окончания войны его полк царским указом был отмечен как особо отличившийся, а полковник Пушкин за личные боевые заслуги был награжден золотой Георгиевской саблей с надписью «За храбрость» и орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Его имя и сегодня помнят в Болгарии. К 1890 году А. А. Пушкин стал уже генерал-лейтенантом, а после выхода в отставку был произведён в статские советники и на гражданском поприще явил себя неутомимым поборником женского образования в России. Ему мы обязаны сохранением от гибели библиотеки Пушкина, его бесценного архива. Всю свою жизнь сын поэта посвятил Родине, России, памяти отца.

Дед Александра Григорьевича, Григорий Александрович, выпускник Императорского Александровского (бывшего Царскосельского) лицея, много лет отдал русской армии. Вскоре после начала первой мировой войны он был назначен командиром 91-го пехотного Двинского полка, который участвовал во многих сражениях на Русско-германском фронте. За боевые заслуги полковник г. А. Пушкин получил несколько наград. После революции внук поэта служил в Красной Армии. За время почти семилетнего пребывания на фронтах был несколько раз ранен и, уйдя по состоянию здоровья в отставку, работал научным сотрудником отдела рукописей Библиотеки имени Ленина. Ему мы тоже обязаны сохранением рукописей поэта, в том числе его бесценного дневника. Судьба Г. А. Пушкина была неразрывно связана с судьбой России в её трудные, переломные годы...

Отец Александра Григорьевича, Григорий Григорьевич, правнук Пушкина, в сентябре сорок первого года ушел в специальный партизанский отряд. Был разведчиком. Командовал подразделением особого назначения. Под Волоколамском был ранен. Затем воевал на Западном фронте, на Втором Украинском, сражался на Курской дуге... Был контужен при форсировании Днепра. Воевал под Керчью. Был награждён орденами и медалями. После увольнения в запас работал печатником в типографии газеты «Правда». Г. Г. Пушкин стал неутомимым пропагандистом творчества великого прадеда. Сотни раз выступал он по российским городам и весям, его слышали десятки тысяч россиян, он стал желанным гостем и участником многих Пушкинских праздников и вечеров.

Жизнеописания этих людей - сына, внука, правнука поэта - достойны отдельных книг.

Но почему же теперь, именно теперь, именно в прошлом году, именно в разгар  п е р е с т р о й к и, в год решительного наступления  д е м о к р а т и ч е с к и х  р е ф о р м, не выдержало сердце последнего в этом роду мужчины? Почему же?

Нет, я убежден, что это не случайно. Я убежден, что это не слепая судьба. Это - Божие Знамение, последний знак, последнее всем нам  п р е д у п р е ж д е н и е.

НЕ ПЕРЕСТАЁШЬ удивляться, какими непостижимыми, но реальными отношениями, какой непримиримой борьбой связано самое высокое, Божеское, и самое низкое, сатанинское. Не потому ли, к примеру, никак не могли положить на себя крестное знамение «наполеоны», хмуро стоявшие, поёживаясь, во время Божественной Литургии в соборе со свечками? Да ведь Сам Господь не даёт им поднять руку для крестного знамения! Может, и хотят они, да не могут. Ведь крест есть орудие или знамя победы Христовой над грехом и смертью.

Вот ещё один символ, ещё одно свидетельство Божьего промысла!

Да, вы пока свободны творить зло и сеять смерть. Но и Господь свободен не давать вам избавления. И мы, с Его помощью, будем  п р о т и в и т ь с я  з л у.

Ведь на поверку даже подхваченная демократической прессой с какой-то тайной радостью информация о том, что в прошлом году не вышло ни одной книги Пушкина, оказалась не совсем верной. Одна книга всё-таки вышла! Книжку «Чудное мгновенье» (всего лишь в сорок восемь страниц) сумели-таки издать Всероссийская ассоциация любителей отечественной словесности и культуры «Единение» и издательство «Евроросс» - одно из немногих, стремящихся отстаивать среди чудовищного нынешнего книгоиздания ценности истинной, великой русской культуры. И я уверен, что сотрудники этого издательства никогда бы не смогли, вырвав титульные листы, выкинуть в макулатуру как «неходовые» сотни книг современных русских поэтов, что мне довелось совсем недавно увидеть в одном крупном и в своё время очень престижном издательстве...

ИТАК, я шел в М и н и с т ер с т в о. (Нечего и говорить - ни копейки оно нашей газете, конечно, не выделило.) Шёл и думал о том, что опять нашей жизнью, нашей судьбой распоряжаются те же «дяди», свои и зарубежные, которые всегда «думают за нас», которые всегда знают, «чего народу надо». Шёл и повторял про себя пушкинские строки:

Мы все глядим в Наполеоны;

Двуногих тварей миллионы

Для нас орудие одно;

Нам чувство дико и смешно...

О, как им хочется, чтобы стал я такой «двуногой тварью», стал простым «орудием»! Чтобы я работал на них, а они давали бы мне за это потреблять. Чтобы я работал и потреблял, потреблял и работал. И ни о чём бы не думал. И ничего бы не чувствовал. Но мне почему-то этого не хочется. Не хочется быть «тварью», пусть сытой и всем довольной. Не хочется быть «орудием» в руках «наполеонов».

Но ещё более не хочется мне самому быть «Наполеоном»…

Так неужели действительно «солнце нашей Поэзии закатилось»? Неужели нам придётся ещё раз (в последний раз) воскликнуть, подобно современникам поэта, поражённым его гибелью: «Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина?.. К этой мысли нельзя привыкнуть!»

14 мая 1993 г.

Об авторе: http://Yunche.narod2.ru/