ТАКСИСТЫ ПРОТИВ МАФИИ, ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ!

О том, какими были таксисты  в советское время, многие из вас, уважаемые читатели, знают по фильму «Три тополя на Плющихе».  Оказывается, люди эти – душевные, симпатичные. Более внимательный взгляд на московских таксистов, пытавшихся отстоять Советскую власть в лихие для страны «перестроечные» годы, у Ивана Болтовского. Итак, как это было…

***

В системе такси движение денег снизу высоко и далеко наверх просматривалось чётко и ясно, как рыбки в аквариуме. Я спрашивал у экономистов, откуда взялся тариф 20 копеек? Нет ответа! Понятно - с потолка. Откуда поборы таксистов и у таксистов? Люди и техника работают на износ! Куда бегут ручейки левых денег – по цепочке снизу доверху. В результате, на огромном теле системы городского транспорта вырастали и множились мафиозные структуры.

Узнал от Долгушина, что в МАДИ работает бывший таксист, выходец из моегопарка Герман Дукаревич. Он возглавлял кафедру автодорожного движения. Встретился с ним и задал вопрос:  «Можно ли организовать работу таксистов по науке, как мечтал поэт, революционер, разработчик научных методов организации труда и бережливого производства, создавший  в 1921 году Центральный институт труда А.К. Гастев?». По науке – это значит сделать расчёт пассажиропотока, средней скорости таксомоторов, затрат труда водителей и определить, наконец, какой должен быть разумно  обоснованный план. Чтобы водителям и технике не приходилось работать на износ, без «амортизационных» отчислений в виде чаевых. Оказалось, что МАДИ давно предлагал городским властям организовать по уму грузовые перевозки, сделать примерно то, о чём шел разговор. На собрании трудового коллектива доложил о переговорах с наукой, предложил подрядить учёных и выделить на это энную сумму денег. Единогласно решили «За». Когда «Мосавтолегтранс» услышал про нашу затею, он поддержал её, больше того, взялся сам оплатить исследовательскую работу института.

К сожалению, таксистскую науку похерила рыночная демократия во главе с городским начальником, «крупным учёным», профессором  Поповым, большим докой по части мафиозной экономики. Когда «верный ленинец» Гавриил Попов стал мэром Москвы, машины были распроданы водителям, таксопарки приватизированы и практически пущены под нож.

Была попытка одёрнуть Попова. Я предложил председателям СТК (от ред. - Советов трудовых коллективов) других таксопарков организовать «марш» на колёсах по Садовому кольцу в знак протеста против распродажи предприятий. Идея овладела массами. Наиболее активное участие в её осуществлении приняли лидеры трудовых коллективов: Владимир Павлов из 3-го парка, Алексей Говенко – 7-го и Гамзат Гимбатов – из 20-го. Все были водителями широкого профиля. Павлов, кандидат экономических наук,  занимался наукой в ИМЭМО АН СССР. По сфере своих интересов Володя относил себя к глобалистам – это его выражение. Он безуспешно пытался переспорить коллег, доказать, что колебание цены  на «чёрное золото» носит циклический характер, и нельзя уповать на её высокий уровень – не то рано или поздно государству придёт кирдык. Подскочившая  цена  на нефть – явление временное, поэтому страна должна ориентироваться не на сырьевой экспорт, а на научно-технический прогресс, упорно твердил Павлов  голосом Юрия Левитана, которым тот зачитывал суровые военные сводки «Совинформбюро». Бесполезно, руководство института отстаивало другую точку зрения – цены будут подниматься, мол, а как иначе, если потребление всего и вся в мире только растёт. Время доказало правоту Владимира, но это случилось уже после его вынужденного ухода в такси.

Алексей Говенко мог часами  рассказывать об устройстве авиационных двигателей. Он знал о них, казалось, всё до мельчайших деталей. Слушая  его, можно было поверить, что этот крупный, плечистый парень не сегодня-завтра изобретёт вечный двигатель. Алексей народил кучу детей и потому не стал знаменитым самолётостроителем. Пошёл работать в такси – иначе было не прокормить  семейство. Когда перед поездкой куда-либо оно, выстроившись в шеренгу, усаживалось в Лёшин микроавтобус, можно было подумать, что детский сад едет на экскурсию.

Гамзат Гимбатов пришёл в такси, имея звание майора милиции. Там он служил в следственных органах. Гамзат был фанатичным борцом за правду, но успеха она не имела. Уголовные дела, которые он вёл, часто разваливались. Мафия набирала силу, и наступил момент, когда Гамзат отчаялся добиться справедливости. И ничего лучше не придумал, как пойти в такси. И тут снова взялся за своё. Кавказская кровь аварца кипела от возмущения, когда он видел несунов и хапуг. Да так, что директор не знал куда деваться, чтобы спастись от «мента поганого». Гамзат отлично знал, что позволено по закону, что нет, и в конечном итоге добился - ни одно командирское решение в таксопарке не принималось без одобрения СТК.

Вчетвером заседали у меня на кухне и разрабатывали детали массовой протестной акции. «Долой мафию, вся власть – рабочим!» - таким был один из наших главных лозунгов. Потом в помещении «Мосавтолегтранса» собрались представители СТК двадцати одного предприятия, и что поразило – руководство объединения поддержало нашу инициативу. Я уже представлял лавину «Волжанок» с зелёными огоньками. Как она покатится по Садовому и прижмёт Попова вместе с подельниками к стенке. Однако накануне намеченного события «Мосавтолегтранс» дрогнул и отдал распоряжение не выпускать ни одну машину из таксопарков на линию. Так был подписан окончательный приговор московскому такси. Позже Евгений Савостьянов, бывший начальник Московского управления госбезопасности, в одном из интервью похвалится,  как ловко он с Поповым разделался с революционными настроениями среди таксистов – просто взяли и распродали таксомоторы, после чего таксистов и след простыл, разбежались кто куда.

В истории с приватизацией мой таксопарк отличился, как ни одно другое предприятие в Союзе! В 1990-м году народные избранники под лозунгом построения рыночного социализма с человеческим лицом подняли эту тему в Верховном Совете СССР. Сразу стало понятно, что Советская власть накрывается медным тазом. Низы видели, у кого скопились воровские деньги, спрятанные до поры до времени в мешки. Только глупцы, слепцы и верхогляды не соображали, в чьи руки перейдёт народная собственность в случае, если получит право на её распродажу.

Председатель Верховного Совета А.И. Лукьянов увещевал, что приватизация несёт народу только изобилие и демократию. Когда Советская власть падёт под напором приватизаторов, Лукьянов, оставшись без работы, примет поникший «общечеловеческий» вид и сблизится с народом в новорожденной КПРФ. Зюганов, чтобы приободрить бывшего коллегу-партфункционера по работе в ЦК, назовет самодеятельного поэта-лирика «нашим Дэн Сяопином». В то время, когда жалкий «наш Дэн» был ещё важной персоной и упражнялся в красноречии по поводу приватизации, я пригласил в таксопарк члена Верховного Совета СССР таксиста из Харькова Леонида Ивановича Сухова. Он принял участие в собрании, на котором таксисты мерковали, что это за зверь такой «приватизация»? Власть бандитов – однозначно,  вопрос даже не дискутировался!

Кто из современников не помнит статью генерала МВД А. Гурова «Лев готовится к прыжку», появившуюся в «Огоньке»? О том же, об угрозе нашествия бандитов, не раз предупреждал полковник Академии МВД Всеволод Овчинский. Горбачёву и Лукьянову, которые вели заседания Верховного Совета, эти публикации, по-видимому, были недоступны.

Таксист Сухов был в курсах, как и мои товарищи. Поэтому обсуждение обращения к Верховному Совету СССР, которое я подготовил, не заняло много времени. Мой таксопарк оказался единственным во всём Союзе предприятием, которое решительно потребовало от верховной власти выкинуть преступную идею из головы. Сухов взялся зачитать требование коллектива перед коллегами-законодателями. Он выполнил своё обещание, о чём на следующий день доложили «Известия». Газета-демократка обозвала нас ничего не смыслящими дураками, а по поводу Сухова привела слова председателя комитета по этике, который высказался примерно так: неча свиному рылу соваться в калашный ряд. Забыл фамилию этого деятеля, но рожу помню отлично. Розовощёкий, пухленький, лысый, с профессорской бородкой, избранный от Ленинграда, из какого-то института.

Последний премьер советского правительства Валентин Сергеевич Павлов в своей книге воспоминаний «Упущен ли шанс?», изданной в 1995 году, сообщает: в конце 1990-го года «по многим каналам и от многих источников в правительство начали поступать сведения о том, что зарубежные финансово-промышленные круги всерьёз готовятся к предстоящей в СССР приватизации. Очень крупные суммы скапливались у подставных лиц, вывозились и на Запад. В этот процесс включились и коммерческие банки: вбрасывали в СССР солидные суммы долларов и обменивали их по чёрному курсу». Гайдару и Чубайсу нужны были не миллионы собственников-акционеров, - продолжает Павлов, а «несколько тысяч сверхбогачей, к которым перетекли бы  вклады населения… Их слаженная сдвоенная «игра» позволяла очень активно вмешаться в процесс  послечековой приватизации иностранцам, чтобы задёшево скупить наши дорогие заводы. Речь шла о распродаже страны!» (стр. 232).

В интеллигентских обывательских кругах о таксистах бытовало расхожее мнение – вымогатели, хапуги. Фильм «Три тополя на Плющихе» сделал открытие - таксисты, оказывается, тоже люди. Выступив против грабительской приватизации, они доказали, что были честнее, умнее и дальновиднее многих интеллектуалов, в том числе того профессора, спеца по этике.

Закон о приватизации – это был последний «законный» гвоздь в крышку гроба Советской власти. Мафиози, политические враги Союза сразу выползли из своих щелей. До полного краха государства оставалось пять минут! СТК повис в воздухе, начальники осмелели и стали наглеть пуще прежнего. Так же пошли дела и в моём таксопарке. Смотрю, снова без следа и денег улетучиваются списанные машины. Не выдержало «сердце поэта», плюнул на пустопорожние переговоры с администрацией и махнул в приёмную МВД СССР. Там сидел полковник с тремя звёздами на погонах, я показал ему удостоверение члена ЦК КП РСФСР и письменно потребовал  проверить хозяйственно-финансовую отчётность таксопарка. Через полчаса возвращаюсь на работу, а на воротах уже ждёт не дождётся директор: «Иван, ты что творишь!». Не прошло и тридцати минут, как союзное (!) министерство настучало директору какого-то махонького таксопарка! До какой степени должна была прогнить правоохранительная система! В основе её загнивания лежали колоссальные деньги, которые циркулировали по всей хозяйственной и правоохранительной системе.

На следующий день прихожу рано утром на работу и вижу: столбы в подземелье таксопарка оклеены вырезками из «Огонька», где демократы обзывали меня красно-коричневым гэбэшником, внедрённым в рабочее движение. Подошёл к машине – бедолага стоит на «костях», виновато опустив голову, все четыре колеса спущены. На ухо шепчут: «Не угомонишься, будешь бултыхаться под мостом в Москве-реке». Чушь, конечно, это абсолютно исключалось. Чтобы ни случалось в коллективе, врагов я не имел. Злоба на меня была, но ненавистью даже не пахло. Директор, бывало, раскипятится на собрании после моей разоблачительной атаки на него, прокричится как следует, а потом, вдруг, ошарашит публику, уже решившую, ну всё – Ивану кранты: «У нас в таксопарке только два коммуниста, я и Болтовский!»

Коллектив таксопарка, в том числе и начальники, выдвинул меня кандидатом в делегаты XXVIII съезда партии. Перед этим «Советская Россия» в марте 1990-го опубликовала почти на всю полосу мои думки о перестройке на примере из невесёлой таксистской жизни, помянул там крепким рабочим словом и родимых начальников. После они долго ходили с мрачными физиономиями. Ремонтники повесили газету на стену в мастерской, и никто не посмел её сорвать. Статья называлась «На перекрёстке», в том смысле, что страна стоит на распутье – к Советам, или от Советов.  Придумал  название и готовил материал к публикации журналист  Александр Гамов, он стал моим крёстным отцом в журналистике.

Товарищи рекомендовали меня, в то время я был  членом Киевского РК КПСС, на место первого секретаря  райкома партии. Пришел на выборное собрание, предстал пред очами делегатов конференции. После слов «водитель такси» зал недовольно-недоуменно загудел, мол, ни хрена себе, до чего докатились. Я произнёс программную речь, сказал, как представляю работу райкома и партии в целом, а потом смалодушничал от обиды за гудёж и снял себя с выборов. Ещё мелькнула мысль, что я своим местом работы принижаю авторитет партии. В перерыве незнакомые люди с сожалением укоряли, что же ты, парень, дрогнул, мы за тебя собирались голосовать. Получил за это нагоняй от директора, который переживал, скорее, не за коммунистическое будущее, а потому, что не знал,  куда бы меня задвинуть, чтобы избавиться.

Возвращаясь к теме ненависти, замечу, что и я со своей стороны не испытывал ничего подобного к своим оппонентам. Сиживали за одним столом, обменивались дружескими тостами, нормально, по-мужски, общались. Ненависть можно испытывать к врагу, который намеревается  убить тебя или твою страну, чтобы поработить её народ. Ворьё - это презренные паразитирующие гниды, не более того. Кроме презрения и тюремной клетки они больше ничего не достойны. Не видел ни одного человека, который бы воровал со спокойной совестью, жизнь уродует людей и человеческую совесть, но насмерть её не вытравливает. Те, кто говорят о звериной природе человека, оправдывают этим социальное неравенство, превознося одних и унижая других, чтобы господствовать над ними.

Из книги Ивана Болтовского «Россия в огне

глобализации» (Москва, «Алгоритм», 2016).

Публикуется с согласия автора.